- Хамло!
- Весьма точная и краткая характеристика меня любимого. Только вот прошу приписать ма-а-аленькую деталь.
- Какую?
- Я - беспощадное хамло и чуть-чуть интеллигентное. (с.)
Это была плохая, очень плохая идея. Напившись, как сапожник, в три часа ночи вспомнить, как горничная однажды обмолвилась, что мол, не прочь проколоть уши, но страшно, и решить помочь девушке в данном нелегком деле. Мы – взрослые люди, играли в «догонялки» в темных коридорах, гогоча как два малолетних идиота, и первое время весело было обоим. Пока девица не просекла, что я серьезно. Ее визг перебудил всех в стенах замка. И не выспался не только я по своему обыкновению, но и вообще никто.
Время близилось к полудню, когда я, наконец, осознал себя частицей этого мира. Хотя, скорее, запчастью. При чем, пятым колесом. Я заснул прямо в кресле, уткнувшись лицом в скрещенные на столешнице руки. Шея и плечи затекли, от долгого сидения в одной позе, ломило спину, голова раскалывалась с похмелья, на щеке остался след от смятого рукава, а посреди лба – отпечаток перстня. Никогда не понимал, что на нем изображено, да, в общем, меня оно и не интересовало – не то зубастый червяк, не то полудохлый дистрофан-енот, одним словом некий Брундуляк. И вот последнее обстоятельство было из рук вон плохо. Поскольку я готов был дать на отсечение свою многострадальную голову, что очень скоро ко мне нагрянет старый добрый друг из командования Светлых. И опосля слов «выпей отравы, тварь», в смысле «выпей отвара трав», начнет толкать свои каждодневные проповеди о том о сем, о репутации Ордена и моей, в частности. А привечать его светлость с Брундуляком на лбу, меня совсем не грело.
Более того. Плевать я хотел трижды на и без того неважную репутацию. За что нашего брата любить то вообще? Кроме инквизиторов, в принципе никто людей просто так на костер не отправляет. Нет, бывали в деревнях и самоуправства, когда с криком «ведьма!» девицу бросали в пруд, набив предварительно камнями карманы и подол платья… сомневаюсь что после такого кто либо выплывал. Ну если только всплывал, через неделю. А значит, они ошибались. Но уж если действительно объекту издевательств удавалось выжить – оный ждал заведомо заготовленный костер. Так вот, о чем я. Не то чтобы нас не уважали – боятся же, значит уважают? А если кто и недолюбливал – долюбит, под пытками, в подвалах Инквизиции. Просто у светлой нашей половины, как на подбор состоящей из вселенских праведников, на сей счет имелось особое мнение. Им бы зомби по кладбищам гонять, так нет, совесть мучает. Вот и припирался ко мне ежедневно их военачальник, пытаясь, как он говорил «вразумить».
Додумать эту без сомнения очень важную мысль как следует, я не успел. Потому как, во первых, мысль была излишне тяжелой. Она весила пару тонн и в голове моей, похожей по ощущениям явно на здоровенный магический шар, называемый в университете «глобусом» с изображенной на оном картой мира, ползла со скоростью улитки-инвалидки. Во вторых, меня прервал стук в дверь. А я только хотел сходить в душевую и привести себя в хотя бы относительный, но порядок… да, кстати, вся прелесть моей личной душевой состояла в том… нет не в том что там была горячая вода, ибо ее не было и в помине. А в том, что дабы забраться туда, совсем не нужно было вылезать в общий коридор. И дверь ютилась рядышком со стеллажом.
- Войдите… - на автомате пробормотал я, опираясь ладонями на стол и поднимаясь с нагретого места. Потом опомнился и добавил, для понимания стоявшего за дверью, - Чтоб вам пусто было…
И не дожидаясь пока светлый лик посетителя просочится в приоткрытую дверь, скинул рубаху и потащился в ванную комнату. Я и без того знал, кто сейчас ко мне заглянет.
- Командор? – полу-вопрос полу-утверждение утонуло в плеске воды, полившейся из крана.
- Нет, - сунув голову под струю воды, я зажмурился и некоторое время пребывал в блаженном неведении, что там еще нес этот идиот?
«- Я не ждал тебя!
- Да как же это?
- Ну… я надеялся, что хотя бы этой ночью ты, может, околеешь и не придешь?»
- Его ночью сожрали зеленые черти, - фыркнул я, отплевываясь от воды и умывая лицо, - Они тебе официально не рады. И если ты не уберешься отсюда через минуту, очень огорчатся.
- Кассий, мне кажется ты…
Перегибаю палку?
Совсем крышей двинулся?
Дубнулся с ебу?
Все, что ему казалось, похоже, моментально вылетело из головы, как только он сумел лицезреть возвращающегося в кабинет командора, и застрявшие в глотке слова сами собой преобразовались в удивленно-сочувственное «ооо!». Да, я понимаю, зрелище не для слабонервных. Не зря в последнее время я старательно ограждал себя от всякого наличия зеркал вокруг. Ибо от одной лишь мысли поглазеть на собственную рожу меня воротило, как вампиров от дневного света. Вот только в сочувствии я не нуждался. Тем более, подобного рода. Я скривился в гримасе отвращения и, швырнув в его светлость полотенцем, направился к шкафу, в призрачной надежде разыскать в оного недрах свежую рубашку, попутно растирая кончиками пальцев останки Брундулячего штампа на лбу.
- Ты это, - зевнув, я «закопался» в шкаф и взлохматил пятерней влажные волосы, - Если хотел чего, важное, ты говори. А ко ли нет, мимикрируй.
Нет, я не ошибся словом. И употребил его именно в том контексте, в каком понимал. Черт дернул однажды некоего шибко ученого человека попытаться пояснить мне природу сходства внешнего вида Древних с человеческим обликом. С тех пор слово «мимикрировать» я использовал в своей речи повсеместно, и как Боги на душу положат. Так что, вместо «пшел вон» услышать из уст командора Кольхауна «смимикрировал отсель» - было для окружающих из разряда вещей вполне собою разумеющихся.
Заставлять меня повторять свою скромную просьбу в третий раз, мой дорогой друг, видимо счел не слишком деликатным. Поэтому решил удалиться, сообщив что зайдет попозже. И даже напоследок пожелал мне «доброго ээээ… утра». На что в свою очередь, я не счел нужным отвечать вовсе, хлопнул дверцей шкафа и, накинув рубашку прошествовал обратно на свое рабочее место.
Потому что я б его послал. Да он и так оттуда.